Б

В

Г

Д
Ксения Драгунская
Вячеслав Дурненков
Ж

З

И

К

Л

М

Н

П

С

У

Ф

Х

Ш




Бесхозяйственность
«Хозяйка анкеты» Вячеслава Дурненкова в Театре имени Ермоловой
«Независимая газета» (26-03-2007)

Все говорят: не ставят у нас «новую драму». Драма, мол, есть, а ставить ее некому. Еще говорят: нет у нас таких экспериментаторов на театре, которые бы проявили такую смелость, взяли настоящую «новую драму» и поставили ее так другим на зависть.

Но вот есть Вячеслав Дурненков, уважаемый «новодрамовец», который то вместе с братом Михаилом, то сам по себе, в отдельности, пишет, получает премии за свои пьесы… А в параллельном мире существовал театральный экспериментатор, практик Алексей Левинский, замечательный актер, режиссер, наследник Мейерхольда, сумевший доказать практическую пользу и смысл в «физкультурных» опытах мейерхольдовской биомеханики. Короче говоря, на малой сцене Театра имени М. Н. Ермоловой Левинский поставил пьесу Вячеслава Дурненкова «Хозяйка анкеты», и два смелых новатора, соединившись, родили недлинный, но очень скучный спектакль.

И не то чтобы в согласии с законами математики минус на минус дали плюс. Нет, не рутина царила на маленьком пятачке этой вправду малой сцены. Эксперимент и новаторство кое в чем были заметны. Скажем, с трудом вычленялся сюжет. Игра актеров, было заметно, нарочно была приглушена, варилась, если можно так сказать, на медленном огне. Но в этой приглушенности красок не проблескивал смысл, сложно выстроенный сюжет не увлекал.

Два часа с антрактом, то есть два действия по пятьдесят минут. Часть первая — «Хозяйка анкеты», вторая — называется «Смысл жизни».

Странное ощущение — одновременного присутствия и отсутствия смысла. Левинский, специалист по Беккету и прочему театральному абсурду, знающий толк в традиции, которая в иных случаях (почти во всех прочих) кажется вымученной, чужой русской сцене, вроде бы верен себе. И Дурненков — тот самый автор, который должен бы открываться этим ключиком: в его пьесах традиции русской словесности свернуты в тугой узел, так что герой из середины ХIХ века, к тому же из толщи литературы, вдруг лицом к лицу сталкивается с нашей сегодняшней неприглядной действительностью.

В «Хозяйке анкеты» все начинается со спиритического сеанса в гостиной мадам Глуховой (Лидия Шубина), где, кажется, у каждого героя не в кармане, а в вытянутой руке или даже на лице написано литературно-художественная биография: один, влюбленный в Глухову высокопоставленный советник, — вышел из «Шинели» Гоголя, другой — пришел в гостиную из стихов поэта-певца русской природы и т.д. Некий Даршемидац, откровений которого ждут поклонники потусторонней истины, — привет от индийских увлечений 70-80-х годов прошлого века, хотя уже в следующей сцене Глухова будет задавать вопросы из пионерской девической анкеты (еще один привет — из примерно тех же времен). Надо ли специально оговаривать, что, кажется, у Даршемидаца, который будет откровенничать устами Глуховой, в ответственный момент зазвонит мобильный телефон, а в финале всего спектакля, прежде чем спеть песенку про «Караван Шапер Али», который, к сожалению, уже не вернется домой, ответ на вопрос о смысле жизни будет получен. И прозвучит по-сегодняшнему прямолинейно: «А в чем, по-твоему, смысл жизни?» — спросят у юной женщины в брючном костюме (Надежда Борисова). «Да на…бать всех и живой остаться», — со знанием дела отвечает она. Живой остаться проще, чем обмануть.

Во втором действии «вместо» спиритического сеанса на сцене разыгрывается прием у чудо-психотерапевта, конечно, обыкновенного афериста, а до того и как будто бы в другом пространстве доигрывается прежняя история («Смысл жизни» — нечто вроде эпилога к пьесе Дурненкова «Хозяйка анкеты»), в которой бомбист Прутов из пистолета отстреливает по одному обитателей и гостей дома мадам Глуховой, начиная почему-то со старого слуги Матвея (Валерий Зотов), которого, исходя из классового чувства, мог бы и пожалеть.

В общем, эта кровавая часть сюжета больше всего по стилю соответствует нашим представлениям о русском абсурде, в котором Хармс делит полку с Введенским. Общее печальное настроение как будто то самое, которое «требовалось доказать». Только настроение это вызвано не художественной силой, а напротив — недостаточностью. Недостаточностью игры, нарочито «смазанной», «вполсилы», повторением знакомых приемов, усталостью этих самых приемов «абстрактной» игры.
Вернуться к автору

 
 Ассоциация «Новая пьеса», © 2001—2002, newdrama@theatre.ru