В ЖЕРТВУ АБОРТУ [«Сексуальные неврозы наших родителей» Лукаса Бэрфуса в Центре драматургии и режиссуры]
В Центре драматургии поставлен эксперимент над душевнобольной
Коммерсантъ (3-03-2005)

На сцене московского Центра драматургии и режиссуры молодой немецкий режиссер Георг Жено поставил пьесу швейцарца Лукаса Берфуса «Сексуальные неврозы наших родителей». За дружбой народов и враждой поколений наблюдала МАРИНА Ъ-ШИМАДИНА.

Ученик Марка Захарова Георг Жено родился в Германии, но предпочитает жить и работать в России, которую он называет самой театральной страной. Улыбчивого, всегда тактичного в спорах, но тем не менее твердо стоящего на своем белобрысого парня можно часто видеть в Театре.doc, на фестивале «Новая драма», на всевозможных драматургических конкурсах, семинарах, читках, в которых он принимает живейшее участие. Господин Жено — убежденный сторонник и пропагандист современной драматургии, особенно немецкоязычной. Он регулярно устраивает презентации новых пьес из Германии, Австрии и Швейцарии как в Москве, так и в Киеве, и иногда в результате этих ни к чему не обязывающих читок возникают новые спектакли. Самым успешным из них пока была его постановка драмы Игоря Бауэршима “Norway to-day”. История любви двух подростков, встретившихся в сети и решившихся на совместное самоубийство где-то в норвежских фьордах, была, с одной стороны, не столь злободневна, как режущие правду-матку документальные спектакли Театра.doc, в котором она была поставлена, а с другой — не так странна и чужда русским зрителям, как социальная немецкая пьеса, в которой авторы могут всерьез рассуждать, скажем, о пенсионных реформах.


Пьеса молодого швейцарского драматурга Лукаса Берфуса «Сексуальные неврозы наших родителей» тоже уже не воспринимается как иностранная диковина. Если еще десять лет назад броское и эпатажное название типа “Shopping&fucking” стопроцентно указывало на западное происхождение пьесы, то сегодня нечто подобное мог написать, допустим, наш Василий Сигарев или братья Пресняковы. Ведь тема пьесы абсолютно интернациональная: хотя Европа, в отличие от нас, давно пережила сексуальную революцию, проблемы и комплексы интимной жизни по обе стороны рухнувшего железного занавеса оказались одинаковыми.


Пьеса рассказывает о психически нездоровой девочке, которая все детство просидела на лекарствах, полностью подавляющих чувства, эмоции и желания и превративших ее в послушную механическую куклу. Но однажды мать Доры решилась на эксперимент и попросила доктора отменить все назначенные медикаменты, чтобы узнать, какова же ее выросшая дочь на самом деле. Увидеть в своей маленькой девочке распущенную сексуальную маньячку она явно не ожидала. Между тем Дора, которой еще никто не успел объяснить, что секс — это грязь и пошлость, быстро полюбила трахаться (представьте себе это слово в устах девочки с ангельским личиком и в кружевном платьице) и искренне не понимала, почему родители ругают ее, предпочитают «об этом» не говорить и скрывают, что сами занимаются тем же самым. Ее чистое, неиспорченное отношение к сексу, ее неумение видеть плохое в самых скверных людях и ситуациях сумели преобразить и облагородить даже ее «обидчика»-соблазнителя. Тот было даже решил жениться на Доре, но ее беременность, аборт и удаление матки, на котором настояли родители, поставили крест на ее семейной жизни.


Общество, втискивающее себя в прокрустово ложе норм и правил, не может допустить, чтобы кто-то в нем жил ненормально свободно и счастливо. Примерно такова была мысль драматурга. Судя по названию пьесы, автор отождествляет себя, а заодно и своих зрителей, скорее, с больной девочкой, блаженной или юродивой, и открещивается от приличного и благовоспитанного, но густо увешанного всевозможными комплексами поколения своих родителей.


Георг Жено, судя по всему, с драматургом согласен. Вместе со сценографом Ириной Кориной (между прочим, восходящей звездой современного русского искусства — ее инсталляцию иностранные кураторы включили в главную международную выставку Московской биеннале в Музее Ленина) он превратил мир, в котором живет Дора, ее родители и соседи, в этакий кукольный дом — чистенько прибранный, тюлево-плюшевый — где все упорядочено, разложено по полочкам, а люди — такие же предметы интерьера, как столы или диваны. Недаром большую часть времени все персонажи, даже если они не участвуют в эпизоде, просто сидят на сцене. Все они почти поголовно превращены в карикатуры, самые яркие из которых — истеричная мамаша Доры в исполнении Ольги Лапшиной и скользкий гад-извращенец Артема Смолы. Но комедийное мастерство звезд Центра драматургии ни для кого уже не новость, а вот игра недавней выпускницы РАТИ Алины Сергеевой в роли Доры заставляет обратить на эту юную актрису особое внимание. Перед ней стояли три сложнейшие задачи: а) сыграть ребенка, б) сыграть душевнобольную, в) сыграть полную сексуальную раскрепощенность и в то же время невинность. Многим актрисам и с одной из этих задач не справиться, не то что с тремя сразу, а госпоже Сергеевой каким-то образом удается два часа пробалансировать на тонкой грани, не впадая ни в детское сюсюканье, ни в пошлость.


В финале ее героиня, которую любовник, пудря мозги, сравнивал с русской царевной, отправляется на свою «историческую родину». Актриса пробирается через битком набитый зал и исчезает в дверях, а на экране зрители видят слайды: вот она выходит из Музея Высоцкого, на сцене которого идет спектакль, вот бредет в своем легком платьице по московским сугробам, а вот уже восторженно озирается среди огней Таганки. В общем, границы между разными странами оказались в спектакле более проницаемыми, чем между разными поколениями. И можно сказать, что, несмотря на суровый климат, современные немецкие барышни и пьесы чувствуют себя в Москве совсем неплохо.

Марина Шимадина


Вернуться к прессе
 
 Ассоциация «Новая пьеса», © 2001—2002, newdrama@theatre.ru